Ночной разговор с приятелем мизогинистом. (Разговор двух поэтов)
Уж время за полночь грядёт,
Готов к полёту звездолёт;
Шестьсот овечек на лугу
Жуют зеленую траву,
И ждут когда я их с тоской,
Порезавшись тупой косой,
Отправлю в стойло на покой.
Моя пилюля обеспеченного сна
Лежит расчетвертована на блюде;
Величина периметра окна
Локализует пятачок луны в этюде
С лохматой веткой у балкона,
Пугающей за шторкой белой,
Змеиной головой горгоны,
Лишённой человеческого тела.
Ночная сфера, круче чем майора грудь
Выпячивает звёзды напоказ
А я мечтаю в древний сон нырнуть
Как колоколом скрытый водолаз.
Сорвавшийся с катушек неудачник
В клиническом ажиотаже буден
Набрав мой номер наудачу
Ночным звонком моё сознанье будит:
«ты все равно валяешься одна»
- бубнят с экрана его губы
Пьяна немного, не юна,
С тебя никак уж не убудет,
Коль ты послушаешь конфессию мою
А я себе пока ещё стопарь налью.
Знакомый мне известный обормот
Доживший до морщин и до седых бород
(которые он тщательно сбривает
Самой модной бритвой)
Он в рукопашную идёт к последней битве,
Изобретая тщетно Ролекс золотой,
Чтобы крутились стрелки против часовой.
— Скажи пожалуйста, выходит бес ребром?
Кому-то с Евой повезло столкнуться нагишом,
Кому с козлом танцующим под бубен звонкий,
А ты, под стать своей натуре тонкой,
Пытаешься найти Лилит?
— Ещё чего, она уже наверно лечит целлюлит,
И ей давно не до меня, пусть учит свой иврит,
А мне давай коня, романтику дороги!
Освободившись от супружества берлоги,
Я чувствую в себе ещё одну весну…
— да не гони волну:
В зените твоих лет?
— Я так и знал, вот ты зовёшь себя нахраписто «ПОЭТ»,
Но мой мужской менталитет
С твоею логикой второстепенной тебе не суждено понять,
Хоть и устал я повторять,
Послушай мой совет:
«Твою надуманную интеллектуальность,
Фатальность глупою, напыщенную инфернальность,
По-моему, уже пора сменить
На плоскую пейзажную банальность
Женщины, стареющей счастливо на курорте,
В комфорте пальм и all inclusive;
Ныряй спокойно в пластику джакузи,
А зубоскальство модное
Оставь уж молодым и прытким;
И чужеродные тебе попытки,
Прикрывшись оптикой элитной,
Стрелять потухшими глазами
На молодых официантов,
Навряд ли озарят тебя восторгами талантов.»
— не помню чтобы я себя ПОЭТОМ называла!
А ведь дешёвого вина пила не мало,
Без предрассудков и стеснения
К судам общественного мнения;
Да, вроде бы, сейчас ПОЭТКОЙ титуловаться модно?
Хотя, звучит не очень благородно,
А так, как будто бы конфетки недоеденный довесок;
Наверно — это всё от жизни стресса,
Но, может я могу вернуть себе хотя бы ПОЭТЕССУ?
— ну извини, тебе уже не двадцать,
Вот вечная привычка задаваться!
Пиши спокойно для души.
В АСТРАЛ.
Смотри любимый сериал
По воскресеньям,
а вечером крути домашние пельмени.
Пора принять за норму
Нововведенные словесные реформы,
Как приступы мигрени поутру
И привкус кальция во рту.
Зачем тебе проблемы профессионала
Привычного к обложке толстого журнала
Где иллюстрации мелованной бумагой льстят
И в ширину страницы монографии блестят?
— Я, прямо, чувствую себя покинутой невестой
Выходит, мне уже не хватит места
в циркумференции ПОЭТОВ,
Конечно, многие вам лета!
Но круг он хоть и совершенный,
Как стих написанный по правилам катрена,
Но внутри он плоский, однородный,
Не склонный к изменениям погодным.
Там правит центр монопольный:
Он мерит ширину линейкой школьной.
Подумать грустно!
А мне всегда казалось, что я могу весьма искусно
Избавившись от мишуры ловушки,
Перебирать свои словесные коклюшки
И, следуя орнаменту на сколке,
Нити льняные вязать узором плотно, втихомолку.
Что ты звонишь мне через океан?
В столь поздний час и так привычно пьян,
Расслаблен как заношенный носок…
— да я от гибели тут был на волосок!
Неужто? Расскажи подробно,
Интимность можешь опустить (нам так двоим удобно)
— да если бы интимность, в самом деле,
Я с этой дурой даже не лежал в постели!
Представь, она своей прикрывшись аббревиатурой,
Известной в местном очаге культуры
Критикессы, которая не смыслит ни бельмеса
(Скажем честно)
Ни в сложностях литературы
Ни в жизни геморройном полотне,
Как женщина, ещё себе вполне…
Прикинь, я в модном магазине
Подписываю книги Клаве, Лёве, Зине;
И тут она!
Подходит к книжному прилавку,
И как бы ненароком, вот мерзавка!
Выплёскивает из картонной кружки
Горячего пол-литра кофе на обложку
С моим автографом для Славика подружки!
Затем, прикрыв свой красный рот ладошкой
(пристойно для литературной шлюшки)
Тихонько шепчет: ты мне подпишешь, не откажешь?
— Её я крою ТРЕХЭТАЖНЫМ!
Согласен, был не способен промолчать отважно,
Она, меж тем орёт, усиливая децибелы:
«Покорнейше прошу, отвесьте
на триста граммов мне новеллы,
Её вкушать я буду понемножку…»
И трёшку в тонких пальцах мнёт
Сложенную гармошкой.
Ну, что сказать, я и отвесил…
(Твой хохот, кстати, неуместен)
Я осознал что был не прав.
Когда под зэков звучный храп,
Проспавшись на казенной шконке,
Оставил надпись на стене
Воображаемым потомкам:
«Пишу как будто в полусне,
На этом книжном ринге
Я выступил в тяжёлом весе,
Когда она, затянутая в стринги,
Не выдержала правил политеса.»
— Ты просто престарелый нытик,
Ну что тебе, ведь я не психоаналитик?
Какая баба, ХОХОЧА,
Ушла сегодня хлопнув дверью?
На всякий случай бросив зонт в передней,
но прихватив твой шарфик сгоряча?
И ты один, уже не греешься в лучах
Притворной славы?
Считаешь, что вся жизнь твоя ПОДСТАВА
И нет опоры для увядшего плеча?
А тебе мечтается декорация, где девки молодые, вольно, в качестве самореализации, рубашки твои дерут на платочки, чтобы вязать из них узелочки и мять их в пальцах тонких и не очень, и сохранять на память с болью, как камни дребезжащие в почках;
Между тем, барышни пожилые, то есть жизнею мятые, типа меня, ну тебе понятно (их молодость анашой да хабариками дымила в восьмидесятые), а сейчас они генералы забытой любви баталий, закутаны в золотом тканные шали.
Вот и мы! драпируем с толком недостаток талий китайским органическим шёлком, стоим терпеливо, как в очереди за сливочным маслом, отбитым от быдла толпы повышенным социальным классом, теребя томливо в потных ладошках страницы твоих опусов суматошных.
Да, мы праведницы святые забредшие в сад чужой (Гефсиманский?) по оплошности. Мы перешли в другое пространство (без намёка на банальные пошлости и прочие фокусы), ласкаем страницы книг твоих нежно, как лепестки многолетних крокусов. Ну, посмотри же, на наше интересное прошлое, где красоты останки то там, то здесь по углам разброшены.”
Его клубника мороженная подтаивает на винтажном Лиможе:
«Ну ты нахалка, не думал что ты так можешь,
Я ведь думал, что мы друзья,
Вот позвонил тебе…получается зря?»
Бутылка Бордо зеленеет при свете антикварной лампады;
Хрусталь молчит звонко, обагренный кровью виноградной.
Экран лица его плотного наливается краской непрошенной:
«Ну знаешь, adjos, и всего хорошего.»
© Рита Инина, Дом Поэта, 05.05.2025
Свидетельство о публикации: B-WE № 042456959
Нравится | 0
Cупер | 0
Шедевр | 0
Рецензии
RSS лента рецензий этой записи