Городской романс. Питерское
Зима, и Летний сад безлиственно стыдлив;
сдана в архив скульптура Диониса,
кулиса ожидаемых осадков
прикрыла низко в нудном беспорядке
далёкой Охты многогранный мыс;
Гороховой застыла биссектриса
у каскада вся в белоснежном конфетти,
как оказалось, кому-то это было надо,
чтобы принять за замерзания точку, круг фонтана
забыв про угол не прямой, куда должна она войти,
поддавшись миражу самообмана.
так холодно, что и Приапу уже гордиться нечем:
подтаявшим в руке снежком,
насторожённо он
пытается прикрыть своё увечье;
откинув мётлы, дворничихи две,
бранясь бесчеловечно
забор возводят прочный
вокруг его фигуры вечной,
вбивая гвозди ржавые в дощечки,
досрочно, вопреки погоде,
где свет дневной уже не в моде,
пытаясь сдать проект барочный.
ветер шквальный отшпилил в вихре танцевальном
афишу мокрую на тумбе театральной
и разорвал её на части:
клочок бумаги с буквами РОМЕО вмерзает в лунку
в одночастье, прихлопнутый подошвою скользящей.
с теплом и пылью закулисья
тромбона звук вальяжно-низкий
стремится из окна на волю
и дальше оседает в плоском белом поле
где дети на коньках и санках мусолят
без опаски и индифферентно
коллекции гранитных монументов,
стирая иней с глянца облицовки
ладошками горячей гравировкой.
за круглой тумбой у портрета
героя главного балета
притаились двое:
как амфора готовая к отправке
обратно на средиземноморье
она тепло закутана в пальто из ваты,
его глаза мокры и смотрят пусто в сторону Сената:
— ты слышала? замерзли циферблаты
на всех часах от холода и снега,
скажи мне тихо-тихо: Я НЕ ЕДУ…
адажио в финале из-за закрытой двери
звучит изменчиво, как бы в последний раз…
— послушай, ведь ещё открыт в музее кафетерий,
там эклеры, бутерброды с сыром и делают экспрессо на заказ!
— ну что ж, пошли, в последний раз!
Стального неба глаз, фонарь подвешенный к софиту стратосферы,
Курьеры, милиционеры, двуглавые гранитные химеры
— все остаётся за стеклом, расписанным узором серым и изящным,
а здесь в музее за хромым столом они делили круассан хрустящий
— Как странно, что не приходили чаще?
И говорили о потом.
© Рита Инина, Дом Поэта, 01.12.2024
Свидетельство о публикации: F-MM № 436631729
Нравится | 0
Cупер | 1
Шедевр | 0
Рецензии
Первое, что бросается в глаза, — это изысканная игра слов и ритм, который ведет читателя через пейзаж зимнего сада и городской жизни. Сравнения и аллюзии, такие как «биссектриса у каскада» и «амфора готовая к отправке», создают яркие визуальные образы, заставляя читателя глубже задуматься о контексте и смысле.
Зима здесь представлена не только как физическое состояние, но и как метафора эмоциональной пустоты и замерзания чувств. Образы Приапа и дворничихи, возводящих забор, подчеркивают контраст между вечностью искусства и повседневной рутиной. Строки о разорванной афише с именем РОМЕО вызывают ассоциации с потерянными надеждами и нереализованными мечтами.
Вторая часть стихотворения переносит нас в более интимное пространство, где герои обсуждают свои чувства и переживания. Здесь мы видим, как зима влияет не только на природу, но и на человеческие отношения. Разговор о «замерзших циферблатах» символизирует остановку времени и утрату.
Заключительные строки о кафетерии в музее добавляют нотку теплоты и уюта в эту зимнюю картину. Здесь, среди холодного Петербурга, звучит призыв к жизни и наслаждению простыми радостями — эклерами и общением.
В целом, «Городской романс. Питерское» — это поэтическое произведение, которое оставляет после себя множество эмоций и размышлений. Оно прекрасно передает дух города, его красоту и меланхолию, заставляя читателя задуматься о времени, любви и искусстве. Рита Инина создает уникальную атмосферу, которая остается с нами надолго после прочтения.
С уважением, Юрий Тубольцев
RSS лента рецензий этой записи