37-й
Ночи пустые глаза,
приступы зла неурочны,
тонут в ночи голоса,
крепкие даже непрочны.
Темень молчит за окном,
жалости нету у мрака,
в грудь опрокинутым дном,
требуя подпись, – бумага.
Накрепко вбит табурет.
Вот помертвевшие губы:
сколько присудите лет?
Та же издёвка в ответ:
мы ведь, ты знаешь, не скупы.
Глупо, себе приговор
вынеся, спрашивать Хвата –
хочется на разговор
вызвать кого-то, как брата,
стоя у самой черты,
шанса уже не имея.
Скулы чекиста тверды –
голос осёкся, немея.
Трудно, в глаза вот таких
глядя ночами полгода,
вспомнить черты дорогих
за день, за миг до исхода.
Легче представить, что мир
гибнет и там, за забором,
что всенародный кумир
правит оставшимся сбродом.
Всё-таки, если они,
ночи бескрылые жертвы,
встретили в небе огни
и успокоили нервы,
их не страшили теперь
голод, побои, простуда...
Есть, выясняется, дверь
в жизнь человечью отсюда.
© Герман Соломин, Дом Поэта, 16.05.2023
Свидетельство о публикации: U-PA № 251605696
Нравится | 0
Cупер | 0
Шедевр | 0
