Гумильвёнок
Больно за сына Анны Ахматовой,
больно до слёз.
Вовсе не сроки – горе наматывал
он на вопрос:
боже, за что мне хором навешали
своры собак?
Можно бы сразу младшего, нежели
стынь и барак.
Если, Россия, пассионарии
мать и отец,
то автоматом дети их – парии?
Любишь овец!
Тяжко в хозяйстве, вдрызг оскандаленном
злoбoй к умам,
тягой безумной к водке да сталиным,
тесным домам.
Был мне однажды перст указующий:
в Африке львов
до смерти бледный с негром танцующий
сам Гумилёв;
был он к Востоку тусклыми взорами
из-под руки,
и нарезали с громкими орами
мавры круги.
Зека с той ночи водят фантазии,
где не до бед,
где на огромных пустошах Азии
спрятан ответ.
Мне не до веры и не до нации –
дело до всех:
...измы тиранов есть прокламации,
гадость и грех.
Любит зачем-то жить безалаберно
главный примат –
мало мне жизни, даже не лагерной,
мать-перемать,
к лицам и мордам вздыбиться книгами,
да не орать –
взять хоть измором, если не криками,
дикую рать.
Разве наука – мыслить масштабнее,
чем до версты?
Мы тут в сибирях люди заштатные,
но добрести
можем ногами, тонкими, ватными,
и до высот –
вас же – с томами, ксивами, ванными –
нежить сосёт.
Дайте свободу, чтоб погеройствовать!
Ересь несу?
Просто позвольте у полуострова
жить на носу.
Сели бы, пели пассионарии
в выступах лет...
Глас бы вам божий слышать в их арии,
а не памфлет.
2007
© Герман Соломин, Дом Поэта, 06.12.2025
Свидетельство о публикации: P-ZW № 718936509
Нравится | 0
Cупер | 0
Шедевр | 0
