
Поворот или из жизни русской девушки за границей
Поворот.
Записки медсестры или из жизни русской девушки за границей.
При слове «новую» у Акакия Акакиевича затуманило в глазах, и все, что ни было в комнате, так и пошло пред ним путаться. Он видел ясно одного только генерала с заклеенным бумажкой лицом, находившегося на крышке Петровичевой табакерки. — Как же новую? — сказал он, все еще как будто находясь во сне, — ведь у меня и денег на это нет. — Да, новую, — сказал с варварским спокойствием Петрович.
Н. В. Гоголь. Шинель
Похоже, что мой новенький диплом и набор новеньких же униформ, разный цвет на разные дни недели, никому не нужен. В который раз, уже почти равнодушно, я открываю лэптоп, просматриваю сайты по найму, направляю резюме в нужный ящичек и закрываю серебряную крышку компьютера уже без всякой надежды, что завтра мне позвонят и…
В стране hiring freeze, на работу нанимают только с большим опытом и с резюме размером в библию. В голове уже крутятся предательские мысли, что в жизни опять была совершена очередная непоправимая ошибка, и четыре года учёбы ушло насмарку.
Я не могла найти ничего лучшего, кроме как подрядится в агентство, которое предлагало временные однодневные, а иногда и недельные работы. Слава богу, что осень и корпоративы устраивают своим сотрудникам бесплатные сезонные прививки и медосмотры.
В пять утра мы тащимся с коробками, вакцинами, портативными холодильниками, пакетами со шприцами и всякой другой медицинской суетой в какой-нибудь обширный гараж или зал для собраний, раскидываем там свои палатки, раздвигаем столы, раскладываем брошюры и начинаем обслуживать население, уже выстроившееся в длинную очередь. Через несколько часов, когда приём заканчивается, надо всё собрать обратно в коробки и отвезти на станцию. Медсёстрам с машинами, которые берут на себя организацию перевозок, доплачивают больше. У меня машины нет и добираюсь я до работы на автобусе. Машина просто необходима, чтобы брать дальние заказы в пригородах или ездить на интервью. Но чтобы брать дальние заказы в пригородах и зарабатывать больше денег, чтобы купить машину…нужна машина.
В конторе работают в основном такие же как я, только что вылупившиеся из колледжей медсёстры или наоборот, ушедшие на пенсию. Пенсионерки подбадривают нас, что мол, в конце концов, всё будет хорошо: экономика наладится и мы найдём себе постоянные работы в госпитале или клинике с хорошей зарплатой и медицинской страховкой. Пенсионеркам хорошо, им уже не надо думать про рент квартиры, или чем заплатить за телефон. Им просто нужно немного денег, на подарки для внуков или на поездку куда-нибудь на Гавайи. Пенсионерки меня раздражают.
Я сократила покупки до минимума. Наряжаюсь в комиссионке и не брезгаю банком бесплатных продуктов при католической церкви, где иногда волонтирю. В основном все деньги уходят на оплату квартиры, которая состоит из одной комнаты с примыкающем к ней душем и туалетом. Тесный коридор с встроенными шкафами заканчивается рассохшейся (или наоборот, распухшей от сырости) дверью, выходящей на бетонное крыльцо. Каждое утро, чтобы открыть неподдающуюся руке дверь, я немного разбегаюсь по коридору и с размаху въезжаю пяткой по нижней панели. Постепенно, я научилась это делать с одной попытки. На крыльце разбит сад из двух гераней в горшках и, тихо загибающимся в иностранном климате, алое. Жилище романтически называется «studio 5». Когда-то давно, когда мне приходилось жить в красивом заброшенном городе, я бегала на свиданку к молодому художнику, который жил в папиной мастерской под крышей. Та студия была огромная, с анфиладой комнат на весь этаж и балконом, распахивающимся всеми дверьми во всклокоченный неровными серыми крышами пейзаж.
Остатки от оплаты жилища денег складываются в конверт, на котором фломастером написано «Car». Карр, карр…вороне где-то бог послал кусочек сыра. Нет, пока ещё никто ничего не послал. Car это моя железная шинелька на которую надо собрать деньги, во что бы то ни стало. Кстати, у меня есть ещё один конверт подписанный «Travel». Там лежат две десятки.
Знакомый механик, Богдан, вызвался помочь с покупкой, столь необходимого мне для выживания, транспортного средства. Правда, когда я назвала ему сумму, которая на тот момент лежала в заветном конверте, он серьёзно задумался, но тут же, оптимистично заметил, что его первая машина стоила ещё дешевле, поэтому он незамедлительно начнёт искать что-нибудь подходящее. Не прошло и двух дней, как мы ехали на встречу с продавцом куда-то в далекий Рентон. После подсчёта денег и заверения подписей на необходимых квитанциях, обмен продуктом состоялся.
Моя новая шинелька, оказалась Тойотой белого цвета с красной кожаной обивкой внутри. На этой обновке было накатано какое-то ужасающее количество миль, и когда я выразила сомнение, что, мол, столько не живут, то Богдан меня уверил, что машина в хорошей форме и ещё поездит лет несколько, а там и на новую насобирать можно.
После оформления страховки я тут же позвонила в контору менеджеру и заявила, что могу брать пациентов в пригородах.
Очень хорошо, — обрадовалась менеджер, — у меня как раз лежит заявка в Вуденвил. Это, всего лишь полчаса от Сиэтла. — Я согласилась.
Предварительно залив бак бензином до упора, и, несмотря на наличие новенького навигатора, по старинке распечатав маршрут, я, до восхода солнца, отправилась в мой первый профессиональный вояж на машине. Быстро выехав по пустынному хайвею на окольную дорогу, я оказалась в тёмном лесу. Луна тускло освещала мокрый асфальт. Периодически попадались указатели, подтверждающие, что я еду правильно.
Неожиданно, поднялся сильный ветер и через мгновение начался проливной дождь. Было полное ощущение, что я попала в тоннель моечного агрегата, особенно когда град с мокрым снегом густо залепил стёкла мыльными хлопьями. Дворники еле справлялись смывать эту пену. Я включила дальний свет и впереди не было ничего, кроме промытой ленты асфальта и чёрной дыры леса. На очередном повороте дорога перешла в гравий, и я убавила скорость, чтобы случайно не угодить в канаву. Рытвины и ямы стали попадаться с периодическим постоянством. В машине становилось всё холоднее. Я выкрутила ручку обогрева до упора, всё бесполезно: он не работал. Навигатор отказал, любезно сообщив перед тем, как поменять картинку ландшафта на приятно голубой экран, что связи нет. К забастовке навигатора присоединился и телефон. Я не знала где я нахожусь и куда я еду. Карта была бесполезна, потому что никаких знаков на дороге не было. Дорога пошла под уклон и я продолжала катиться вперёд. Из-под днища машины стал раздаваться странный звук, похожий на стук деревянной колотушки по железной кастрюле. Звук усиливался с каждым проехавшим метром, но машина не останавливалась и мотор продолжал работать. Я жала на газ, руки примерзали к рулю, слёзы текли по щекам.
Постепенно лес поредел, а потом и вовсе закончился корявой вырубкой, и я опять выехала на асфальтированную дорогу. Впереди, на холме силуэтом возвышался живописный трёхэтажный дом с башенками и эркерами. Яркие фонари освещали отдельно стоящий гараж на три машины и другие пристройки, похожие на конюшни. Под барабанный бой, который к этому моменту стал уже просто невыносим и перекрывал и шум дождя, и завывания ветра, я проехала через предварительно открытые ворота (меня ждали). Вероятно, разбуженные шумом, из дома выбежали люди и с любопытством наблюдали как я паркуюсь. Машина почти дотянула до главного входа, после чего, тяжко вздохнув и заскрипев железными зубами, встала накрепко ровно посередине большой лужи. Человек, прибиравший граблями палую листву между кустов у дома, притащил широкую доску, и я, как матрос по трапу перебралась на сушу.
Домработница, средних лет женщина в пластиковой шапочке на мокрых волосах, показала, как подняться в спальню, где находилась моя пациентка. Я прошла через столовую, отделанную по последним направлениям моды, то есть соединяющую в себе все атрибуты профессиональной кухни, вполне экипированной под средней руки ресторан и, в то же время, сохраняющей уют домашнего очага, что включало газовый камин и кирпичную имитацию русской печки.
Печь, как оказалась впоследствии, оказалась не имитацией, была в рабочем состоянии, и использовалась не только для печения хлеба и пирогов, но и для обогрева обширной столовой в зимнее время. Было несколько странно видеть это сооружение в доме, выстроенном в викторианском стиле, но я уже давно поняла, что у богатых свои причуды и искать в этом логику бесполезно.
Поднявшись на второй этаж по широкой лестнице, выстланной, как в музее, мягким ковром, я вошла в спальню. Свет в комнате был приглушён, вернее, горели только ночники в розетках, и маленькая лампа Тиффани с тремя лилиями из иридизированного стекла слабо освещала угол комнаты и часть широкой кровати, на которой лежала молодая женщина. Её тело было обнажено, и как-то красиво и беспомощно белело на тёмных простынях. Женщина немного повернула голову в мою сторону: её рука, лежащая на животе неподвижно, чуть дрогнула в кисти и пошевелился указательный палец. Я подошла поближе.
— Вы опоздали, — сказала мне женщина, её голос прозвучал с грустным укором, а брови поднялись высоко на лоб, обозначив три извилистые складки.
Я извинилась и попыталась объяснить, что, по-видимому, заблудилась и заехала на более длинную лесную дорогу.
Мы познакомились. Хозяйка дома, Робин, продолжала спрашивать меня про детали моего маршрута и очень удивилась, что я пропустила поворот ведущий напрямик к дому.
— Разве не было шлагбаума на перекрёстке на котором вы свернули? Я пояснила, что шлагбаума не было или я не увидела его в темноте.
Странно, — удивилась Робин, — странно, я слышала что этот проезд закрыт. Именно там произошёл инцидент, который привёл меня в это состояние.
Затем Робин растолковала мне, как и что она обычно делала со своей постоянной медсестрой. Её инструкции несколько отличались от того, что мне объяснила старшая медсестра в агентстве, но, тем не менее, я справилась.
Немного позже, в конце процедуры, подошла домработница с тюком свежего белья для постели и одеждой для хозяйки. Вдвоём мы помогли Робин одеться в светлое платье с розовыми цветами и белым воротничком, которое ей ужасно шло и было видно какая она ещё молодая и красивая.
При помощи подъёмника, прикреплённого к потолку, Робин переместилась в большое удобное кресло, которое управлялось при помощи вдоха и выдоха через коктейльную трубочку. Трубочка соединялась проводками и чипами с мотором кресла и машина ехала по велению дыхания Робин в нужном направлении. Потом мы все спустились на лифте в столовую.
Как удачно, — продолжала Робин, — я уже думала, что придётся ехать в клинику, потому что моя постоянная медсестра должна была срочно отлучиться по семейным делам. У неё родился первый внук. Большое событие! Я очень благодарна, что ты нашла время приехать к нам на хутор. Выпьешь со мной кофе?
Я с удовольствием согласилась, хотя была в полном тупике и не знала, как дальше сложится мой день и как я выберусь на своей машине из этого заповедника.
Извинившись, я вышла на улицу чтобы проверить телефон и сделать несколько звонков.
Сначала я позвонила Богдану и нажаловалась на выбранную им покупку. Он очень удивился, вызвался сразу помочь и предложил мне подтянуть мою хромую лошадку к нему в конюшню, то бишь мастерскую, обязавшись всё поправить бесплатно, с условием что я заплачу за необходимые для ремонта детали, конечно. Но это всё планы на будущее, а что мне делать сейчас? У меня на сегодня в расписании ещё три пациента.
Наш с ним разговор прервал звонок из агентства:
— Ты что не отвечаешь, — раздражённо заявила мне менеджер Линда, — твоя утренняя пациентка уже все телефоны мне оборвала. Она просит, чтобы ты не приезжала так рано, как договаривались, потому что её помощница задерживается и дверь открыть некому. Она извиняется.
— Да мы уже всё закончили, — отвечаю я в недоумении.
— Что закончили?
— Да все процедуры закончили и сейчас будем кофе пить. Поэтому я и на звонки не отвечала, потому что занята была.
— Ничего не понимаю, — продолжает озадаченная менеджер, — я с клиенткой пять минут назад разговаривала. Где ты сейчас?
— Я сообщила номер дома и название места, где я находилась. Табличка с адресом хорошо просматривалась с крыльца. Черные выпуклые буквы, выведенные на белой керамической табличке блестели от дождя. Точный адрес указанный в направлении я не запомнила: документы остались в машине.
— Ах, кажется, начинаю понимать, обрадовалась менеджер, — но как ты туда попала?
— То есть?
Оказывается, накануне вечером, уже в конце рабочего дня, когда наша менеджер Линда, схватив сумочку и накрасив губы помадой, уже бежала к дверям лифта, раздался звонок и женщина по имени Робин на другом конце попросила послать ей медсестру на утро. Сначала, пообещав сделать всё возможное, Линде пришлось ей всё-таки отказать, потому что графики уже были составлены, и вся медчасть загружена до предела. Обратиться ко мне Линда не решилась, поскольку я ещё числилась совсем в неопытных. Моя фактическая клиентка жила в посёлке в четырех милях от Робин и ждала меня где-то через час.
Это всё было так странно. Я объяснила Линде, что в принципе, я следовала навигатору, а потом просто ехала по шоссе куда глаза глядят. Так и оказалась здесь, где я сейчас.
Возможно, что трюк был в том, что названия мест оказались похожи, и навигатор, запутавшись в карте, изначально вёл меня на Блэкберри Хил, где живёт Робин, а не в Блэкберри Плэйс, куда я должна была приехать по назначению. Но эта одна беда, как я навещу остальных пациентов, когда моя машина встала?
За кофе я поделилась с Робин, что, кажется, я у неё застряла ненадолго, потому что мне надо позвонить в компанию и заказать машину в рент.
Робин удивилась странным обстоятельствам приведшим меня к ней, а потом немного подумав, предложила мне не волноваться, выпить кофе и воспользоваться её машиной, чтобы доехать до моей следующей пациентки. Пока мы пили кофе, Робин рассказала мне свою историю.
История Робин.
Хотя она и не мечтала о фате и белом платье, но Робин рано вышла замуж, когда ещё училась в колледже. Получилось так, как это обычно случается: что-то не сработало с таблетками, и она забеременела от своего однокурсника. Всё это произошло так быстро и неожиданно, что они оба ничего не успели понять. Просто-напросто, симпатичный парень с хорошей фигурой, классно играющий в футбол повстречал милую девочку из пригорода, которая мечтала написать диссертацию о раннем детском развитии, чуть ли не со школьной скамьи. И Робин и Тим (так звали ее жениха) учились в колледже бесплатно. Робин получила стипендию за успехи в учёбе, она закончила школу с отличием. Тим отличался спортивными способностями, за что и был принят на курс.
Короче, мокрая пластмассовая палочка показала две отчетливые красные полоски, когда Робин сидела на белом пьедестале задумчиво рассматривая блестящие зигзаги дождя на оконном стекле. Это было очень странно, две черточки, знак равенства в простом уравнении с непредсказуемым результатом: 1+1=3
Она уже думала, грешным делом, не воспользоваться ли средствами медицины, всё-таки живём мы в прогрессивном штате, где у женщин всё ещё есть свобода выбора, а не в каком-нибудь Техасе. Честно говоря, и партнёр её отнёсся к новостям без особого энтузиазма и оставил выбор за ней.
Покуда Робин сидела в общежитие на кушетке и листала жёлтую книгу с номерами телефонов клиник, в комнату вошёл Тим и, встав на одно колено, вручил ей что-то вроде обручального кольца, серебряного с бирюзой, купленного на осенней ярмарке фермеров в Пиялап. Таким образом, ей было сделано официальное предложение, по всем правилам, как в кино. Это кольцо было куплено Тимом просто так, в подарок, на будущее, может на рождество, может на день Валентина. По счастливой случайности, лоток местного ювелира оказался рядом с палаткой, где продавали индийские шелка, а также жареные пончики с говядиной, луком и сыром. Пока Робин примеряла юбки из разноцветного батика, Тим купил два пончика, и заодно и колечко с бирюзой. Пончики они с Робин тут же умяли, запивая пепси-колой, а колечко, завёрнутое в тонкую папиросную бумагу, он сунул в карман брюк, где оно и потерялось между ключами от машины, денежной мелочью, студенческим билетом и кожаным портмоне, подаренным ему другой девушкой, его бывшей подружкой, с которой он встречался и расстался до того, как познакомился с Робин.
Вернувшись домой, Тим забыл о покупке, покуда не настал час большой стирки и заветное колечко, вымытое порошком Таргет, на стало назойливо позвякивать в барабане сушилки. Вытащив из сушилки рубашки и джинсы, Тим засунул руку в бачок, в надежде обнаружить там двадцатипятицентовик, но, вместо монетки нащупал кольцо. В странном приступе сентиментальности Тим решил, что это знак судьбы. Он захватил колечко и пошёл в соседний ювелирный магазин, чтобы купить там коробочку, в которых обычно хранят такого рода украшения. Продавец отказался брать деньги за такой пустяк и выдал ему коробочку бесплатно, что, ещё раз, укрепило Тима в идее, что он все делает правильно.
Робин не хотела замуж и разговаривать с родителями о замужестве и свадьбе было страшнее чем звонить доктору. Предложение Тима было совершенно неожиданно, но отказывать ему было никак нельзя, поскольку ребёнку нужен отец, так принято. Она выросла в полной семье, и её двоюродные, практически все росли с папами. Были подозрения, что родители будут больше расстроены, чем обрадованы такими новостями. Очень уж им хотелось чтобы их единственная дочь осуществила свою мечту о высшем образовании. Тем не менее, свадьба состоялась.
В качестве свадебного путешествия молодые решили поехать в Йеллоустон. Там, по направлению к заповеднику, на границе двух штатов жили родственники Робин у которых планировали остановиться. Когда они проезжали по восточному Вашингтону, то немного заблудились перед тем как выехать на хайвей. Дорога вывела их к живописном холму на котором возвышался красивый дом, окружённый садом. Они даже остановились, чтобы полюбоваться окрестностями. «Я бы хотела жить в таком доме и растить детей», — сказала тогда Робин и Тим с ней согласился, что это было бы неплохо. Они поели яблок, выставленных на продажу у ворот дома, и, погрустив немного, понимая насколько далеки они от осуществления своей мечты, поехали дальше на восток.
На этом романтическая часть истории Тима и Робин закончилась. После рождения сына начались сплошные хлопоты и разочарования. Тим не мог заниматься под плач ребёнка и находил любой предлог, чтобы уйти из квартиры и вернуться домой как можно позже. Он объяснял свои отлучки поисками работы, для того чтобы кормить семью. Колледж был заброшен, а в один замечательный солнечный вечер, Тим вернулся домой необычно рано и от него пахло спиртным. После небольшой перепалки последовало признание, что верный муж решил проблемы заработка завербовавшись в армию.
И, через месяц, Тим уехал на сборы. Робин осталась одна с ребенком. Ей удалось навестить мужа через четыре месяца, после того, как он прошёл bootcamp, или первые тренировки. Робин поняла насколько Тиму было тяжело, пересмотрев кусочек его учебного видео, которое он переслал ей с приятелем, вернувшимся домой после неудачной попытки стать военным. Парень не выдержал испытаний и был уволен по профнепригодности. Собрав семью перед телевизором, они обозрели, как целая вереница людей, человек пятнадцать в военной форме в противогазах, по цепочке, держа друг друга за плечи, выходят шатаясь из палатки, как оказалось наполненной ядовитым дымом. Выбравшись на волю, они срывают с себя противогазы и начинают тут же, у палатки блевать. В одной из униформ, согнувшейся за кустом она узнала Тима. Как-то само собой решилось, что это кино с героическим папой сыну, до поры до времени, лучше не показывать.
Тим сделал два тура, но так и не участвовал в комбате. Что, с другой стороны, было хорошо. Все это время их бригаду перевозили в брюхе грузового самолёта с одной базы на другую в разные части света. Тим научился разбираться во всех сортах и калибрах оружия и хорошо изучил географию. В одной европейской стране ему удалось увидеть живьём Сикстинскую Мадонну, то есть, не саму богоматерь, а известную картину. В следующую поездку, название этой территории он слышал впервые, его команда переправлялась в лодке через реку полную бегемотов и крокодилов. А когда, он наконец, вышел с товарищами на берег, то песок был так накалён, что подошвы расплавились на его ботинках.
Несмотря на всякие непредсказуемые опасности, такая жизнь Тиму нравилась и он чувствовал себя на своём месте. А это самое главное, когда мужчина чувствует себя при деле. Его день был заполнен по расписанию и всегда был кто-то сверху, кто продумывал это расписание заранее, на неделю, а то и на месяц вперед. Деньги на поддержку жены и сына он присылал регулярно, даже после того, как после двух лет службы от его знакомого адвоката пришёл жёлтый конверт с документами на развод. Тим отнёсся к факту развода философски и не стал оспаривать просьбу жены. Тем более, что в части, где он на тот момент находился, служили женщины рядом с которыми ему было понятнее и интереснее, чем когда-то было с Робин.
Во время коротких побывок домой Тим рассказывал сыну о своих путешествиях, и они вдвоём протыкали картонный глобус булавками с флажками, отмечая страны и континенты, где побывал Тим. У мальчика намечалась пятерка по географии. Робин, за время службы Тима, всё-таки закончила университет, защитила диссертацию по раннему детскому развитию и отклонениям, наблюдая за ростом своего собственного ребёнка. У него, слава богу, всё было с развитием нормально, опять же, лучший по географии. Мальчик ходил в ту же школу где преподавала Робин.
Почти что сразу в начале своей преподавательской карьеры, она познакомилась со Стивеном, который заведовал кафедрой математики в этом же, пропагандирующем знания, учреждении. Коллега математик, на то время, один воспитывал двух детей. Его жена, очень одаренный человек, по словам Стивена, после того, как успешно снялась в рекламе стирального порошка, уехала делать актерскую карьеру в Голливуд. Стивен на неё не сердился, считал что женщина поступила рационально, что не стала наступать на горло своему таланту.
Так сложилось, что Стивен и Робин почти не разлучались. Их соединяла общая работа, школьные коридоры, родительские собрания, учительские конференции, воскресные походы с детьми на природу. Было замечено, что во время тренировок на стадионе, они всегда сидели на скамейке рядом, любуясь спортивными достижениями своих детей.
Стивен и Робин полюбили друг друга и решили жить вместе одной большой семьёй. Их дети дружили. Все складывалось замечательно. После хлебосольной свадьбы с огромным количеством родственников, решили поехать в Монтану, на «хайк».
Робин сначала вела машину, потом её сменил Стивен. Решили не ехать по хайвею, чтобы избежать трафика и выбрали тихую лесную дорогу. Робин вспомнила про красивую усадьбу, которую они видели ещё с Тимом и предложила сделать небольшой крюк, чтобы заехать и посмотреть, что стало с домом.
— Там был чудесный сад: яблоки, груши. Может мы купим у них свежих фруктов?
Все дружно согласились.
Они уже почти добрались до намеченного места, когда им пришлось съехать на гравийную дорогу; основная была перекрыта шлагбаумом, поскольку там проходил ремонт. С вырубки медленно съезжал огромный самосвал, гружёный свежесрубленными брёвнами. Они хотели обогнать самосвал, но дорога была слишком узкая и, похоже, что шофёр самосвала решил по-хозяйски распорядиться пространством и не стал пропускать их автомобиль. Он начал движение первым, размалывая тяжёлыми колёсами мелкий кустарник. Радиус разворота у прицепа с брёвнами казался огромный, как стадион. Стивен дал заднюю и остановился на обочине. Между тем, гружёный прицеп продолжал заваливаться все ближе к переднему бамперу их Шевроле. Дети испугались и закричали. Стивен нажимал на сигнал что есть сил; всё бесполезно — их не слышали. Упрямая махина продолжала толкать брёвна прямо на них. Стивен попятился ещё дальше и упёрся кузовом в выступ скалы. Крайний ствол, длиннее всех остальных, прилип срезом к лобовому стеклу машины; трещины неровно разбежались по горизонтали поверхности, отсвечивая на солнце маленькими радугами. Стивен отстегнулся, выпрыгнул из машины, открыл заднюю дверцу и стал лихорадочно высвобождать детей. Скорей! Скорей из машины! —- орал Стивен. Они сообразили быстро, отстегнулись и кинулись в разные стороны за скалу. Стивен обернулся на Робин. Она всё ещё сидела в кабине, упираясь двумя руками в смолистый сруб.
«Это всё, что я помню», - проговорила напоследок Робин, когда мы допивали наш утренний кофе. - Этот приторно-сладкий, да, ужасающе сладкий запах смолы. И эти кольца на срезе тоже все в липких каплях. Помню ещё, что начала их считать: представь – посчитала до восемнадцати! А потом всё... провал. С тех пор не переношу запаха хвои.
В больнице, когда я лежала вся в гипсе, как мумия в саркофаге, мне было объявлено, что я беременна. Предлагали сделать аборт, но я решила попробовать. Тазовые кости у меня не были раздроблены. Так получилось, что я своего ребёнка не выносила а вылежала. Забавно. Вот, теперь у меня девочка Лиза, lizard, прыткая, верткая, как ящерица. В этом году в школу пойдёт. Пока я лежала в больнице, Стивен подал иск против компании, которая вела работы на той дороге, где с нами все это случилось. Когда он с адвокатом возвращался в очередной раз с места происшествия, они там делали дополнительные фотографии, то случайно свернул на хутор, до которого мы так и не доехали в тот злополучный день. И что ты думаешь, эта собственность была выставлена на продажу! Компенсации, которую мне выплатили впоследствии, хватило чтобы купить этот дом и сад. Вот так. А почему тут русская печка? Не знаю... Может, бывшие владельцы были с русскими корнями. Мы кое-что обновили в доме, но печку решили оставить – очень удобная она».
Покуда помолодевшая и сильно пахнущая свежей краской домработница, подкладывала нам на блюдца жареные хлебцы, Робин осторожно поинтересовалась подробностями моей жизни, задав мне пару, то что здесь называют ЛИЧНЫХ вопросов. В принципе, вся моя жизнь на тот момент и умещалась в эту пару вопросов. Мне показалось, что она спрашивает не из вежливости или банального любопытства, поэтому я отвечала не стесняясь.
Робин развернула своё мобильное кресло так, чтобы видеть моё лицо, покуда я рассказывала свою незамысловатую иммигрантскую историю и даже мягко шикнула на домработницу, слишком шумно управлявшуюся с кофейной машиной. Неожиданно, когда я пыталась вспомнить смешное название полуразвалившегося комплекса, в котором когда-то пыталась снять квартиру, кажется оно звучало как «Королевские Резиденции на Райском Холме», она прервала моё повествование:
— Знаёшь, что, оставайся у меня. Похоже, что Бренда, моя постоянная медсестра уже не вернётся. Если ты успела заметить, то над гаражом в мезонине пристроен отдельный этаж с квартирой. Там сейчас никто не живёт. Процедуры надо проводить три дня в неделю. Можешь пользоваться моей машиной, она все равно стоит без дела. В какие-то дни меня нужно отвозить в клинику, но это раз-два в месяц. Остальное время ты свободна. Можешь по-прежнему работать на свою компанию. Два дня в неделю я преподаю в школе. Обычно, меня туда доставляют в минивэне и забирают после занятий, но для этого у меня уже есть женщина по уходу. Мой муж дома по вечерам и в выходные. Его помощи мне достаточно.
________
Когда я позвонила своей ленд-лорду, а попросту хозяйке студии, которую снимала, сообщив ей, что в конце месяца я съезжаю с её халупы, она сильно расстроилась: ты была такая обязательная клиентка, и квартиру в чистоте содержала, и платила вовремя. Так я узнала о своих хороших качествах о которых прежде и не догадывалась и мне о них уже давно никто не рассказывал.
Рита Инина 2024
© Рита Инина, Дом Поэта, 03.02.2025
Свидетельство о публикации: X-WP № 849362068
Нравится | 0
Cупер | 0
Шедевр | 0