Тамада
мелодию, хватая на лету,
и пьяным голосом срывал
застольную слезу.
И горько пел и плакал люд.
В дыму тонула пьянка.
Хотелось думать и вздохнуть
мехами плачущей тальянки.
Выл пёс у дальнего сарая.
Орала вьюга, дом скрипел.
Казалось, нет конца и края
бессильной жалости к себе.
Так время шло. Пора бы расходиться,
но принесло же ветром тамаду.
Он в руки взял пьянчугу-гармониста
и что-то в ухо нашептал ему.
Слухач удобнее уселся,
с дурацким смехом заорал:
«Снимай, братва, всю тяжесть сердца!»
И, свистнув, громко заиграл.
Неслись мелодии-притопы,
люд дружно лязгал и скакал,
а тамада подсказывал аккорды,
и такты новые вставлял.
Куда-то делся горький плач,
тоска по вольнице людской!
И губ не рвал хромой слухач,
печаль исчезла за слезой.
Утихла музыка к утру.
Спал старый кот со слухачом.
И славил кто-то тамаду,
и остальные ни о чём.
4 февраля 1988
© Николай Гончаров, Дом Поэта, 30.10.2024
Свидетельство о публикации: Z-DQ № 731307440
Нравится | 0
Cупер | 0
Шедевр | 0
